QUOTE | — Сложно было устроить это интервью?
— Очень сложно — Ельцин был первым заместителем председателя Госстроя, к нему было не пробиться. Но главное, нигде было не опубликовать материал. Позвонил его помощнику Льву Суханову, сказал, что есть возможность напечатать интервью. Он сказал позвонить завтра, и на следующий день я набирал номер, думая, что шансов-то нет. Гулял по Москве, зашел в телефон-автомат, «двушку» бросил, звоню ему, тот: «Секундочку», и через какое-то время в трубке узнаваемое «Штоа?». Это сейчас мы привыкли — Ельцин, что такого… А тогда члены Политбюро были небожителями! Тем более, у Ельцина была слава на всю страну, а тут я ему из телефона-автомата звоню, да еще и зуммер начинает щелкать, потому что время заканчивается! Я ему сразу говорю: «Борис Николаевич, я не из ЧК, это просто телефон-автомат гудит так». Убедил его, прислал вопросы, меня пригласили на интервью, и ребята в Иркутске костьми легли, но опубликовали материал на целую полосу — первый материал о Ельцине в России.
— Каким запомнился наш первый президент?
— Это был не тот Ельцин, которого мы помним пожилым, в плохой физической форме. Тогда это был энергичный, бодрый, красивый мужик с пепельной сединой. Вокруг него был романтический ореол — все видели в нем надежду. Но он был очень косноязычный, к сожалению. Потом он уже как-то научился говорить, а тогда я замучился расшифровывать нашу беседу. Но что меня поразило: когда я в муках сделал этот материал и принес ему вычитать, он очень хорошо его редактировал. Безусловно, он был в ладах со словом, просто у него были какие-то затруднения с речью. Мы много говорили за три наши встречи, и он произвел на меня впечатление, мы даже парой анекдотов обменялись. Рядом с ним я чувствовал, что причастен к истории: все-таки, это человек, вокруг которого были некие исторические завихрения, и который многое изменил в стране. В Петербурге выпустили книгу о вымышленном покушении на президента России |
|